Что можно сказать о человеке при первой встречи? Я встретила её в отделении скорой помощи, останавливая кровотечение.
Худенькая, маленькая 84-х летняя женщина с глазами на мокром месте. Говорила, что не справится дома с затомпонированным носом, голова кружится. Я забрала её в отделение, обещала хорошие условия.
Шеф не был особо счастлив, так как такие пациенты осложнены множеством внутренних болезней, чаще, конечно, сердечным заболеваниями. И с ними приходится много работать. В чем я этой ночью и убедилась. Но не об этом речь.
Она справлялась со всем сама, живая, подвижная. Не надоедала, стеснялась, только говорила «спасибо», и опять глаза на мокром месте. «Старость сентиментальна», — думала я. Мне было жалко её, её голубые глаза выдавали в ней чудесного человека.
В этот вечер что-то произошло. Она слышала крики, приезжала полиция, кто-то кого-то убил. Она испугалась, закрылась в палате и не выходила два часа. Никто, конечно, и не заметил, так как лекарства подавали в восемь.
Потом она пришла ко мне, когда я смотрела «Хорошего доктора», и попросила смерить ей давление. Не хотела просить медсестёр, в этот вечер, как никогда, она была очень взволнована, и с ними не поладила.
Нарушение мозгового кровообращения, ишемия — что-то произошло с ней, раз она слышала голоса, раз она подумала, что её хотят насильно напичкать таблетками. Давление и правда было очень высоким, 210/120, пришлось его сбивать. И, чтобы ей не стало хуже, осталась посидеть рядом с ней.
Вытирая маленькой белой салфеткой воду под носом, она благодарила меня, что я с ней осталась. Нерешительно, пытливо глядя в глаза, она вдруг поделилась со мной своей историей.
Её звали Кристина. Она была экономистом. Очень любила математику, вот и выбрала такую специальность. Закончила институт. Потом встретила любимого человека. Они поженились. Это было в 1958 году. Её свадебное платье и его свадебный костюм до сих пор висят у неё дома в шкафу.
Затем родились дети, две девочки. И муж стал ласково звать жену «мами». Так она и прожила «мами» всю жизнь. Знаю, что жизнь была и тяжёлой, и хорошей. Как у всех. Дети выросли, супруги постарели. Муж заболел.
Сначала Кристина ухаживала за мужем, поила, кормила, купала. Но потом дочки устроили папу в отделение опеки, так как «мами» уже не справлялась. Но она не сдавалась. Теперь она каждый день ходила к мужу. У неё было несколько контейнеров для первого, второго, вкусного. И каждый день свежее белье, так как оно пахнет домом. Оно пахнет заботой. Да, в том отделении и стирают, и кормят. Но она любила его, и хотела, чтобы между ними держалась та ниточка дома, которая из связывала 66 лет. 66 лет вместе!!
В пятницу он внезапно сказал ей… впрочем, Кристина сказала мне, что до этого никому этого не говорила: «Вот бы нам, Крыща, уйти вместе. Чтоб никто из нас не страдал от потери»
В пятницу… А в субботу ударил мороз. Ливший с вечера дождь превратился в гололёд. Кристина собрала сумку, положила, пахнущей домом, майки и белье, как всегда, свежевыстиранное; сложила неизменные контейнеры с домашней едой. Вышла из дома, поскользнулась. И упала. Больно ударила хрупкую уже с возрастом ногу, испугалась и вернулась домой. Попросила дочку отвезти её на машине. Но дочка сказала, что страшный гололёд, и они прям с утра поедут завтра. Так как машины попросту скользят на дорогах.
Кристина разложила контейнеры в холодильник, и стала ждать. Утра, дочки.
Утром она сложила всё обратно, открыла дверь, в которую звонила дочь и… «Почему ты на меня так смотришь, Эва?»
«Папы больше нет с нами»...
Кристина обмякла. Это казалось так ожидаемо с одной стороны, и так невозможно с другой! Как?! Ведь вот она приготовила ему свежее белье. Вот суп. Вот второе"… Её начало рвать. Она не могла остановиться, не могла понять, где она и что с ней.
Приехала скорая… Всё, как в тумане. Похороны. Погребение. Прощальное слово. Но она не могла выдавить из себя ни звука. И это всё так свежо. Это было три месяца назад.
Три месяца назад она была полной улыбающейся женщиной, а теперь худенькой старушкой с Паркинсоном, замкнутой, с глазами на мокром месте,
«Пани доктор. Вы первая, кому я смогла это рассказать. При встречи знакомых, при выражениях соболезнования я сразу начинала плакать, не могла сдержаться, а мне надо было, надо было кому-то рассказать. То, что я не пришла к нему в субботу, болит у меня каждый день вот здесь", — она показывает острым кулачком где-то в середине грудины, туда, где у человека душа, «Какой он был прекрасный человек. Какой добрый. Какой...» Она впервые сдерживает слезы.
«Как его звали?», — спрашиваю.
«Януш… Я до сих пор не выбрасываю те таблетки, что купила ему в тот день, Я говорю себе — это память о муже»
«Лучшая память о муже — это ваши дети», — ляпаю я, не зная, как самой сдержать слезы
Она смотрит на меня своими голубыми глазами. «Цветы цветами, а лучший цветок мой». Она смотрит на меня, я судорожно перевожу с польского и улыбаюсь. Она тоже растягивает улыбку. Потом мы обе с ней прыскаем со смеху. И она сжимает мне руку: «Дорогая моя, ой, простите, пани доктор, я сегодня впервые смогла поговорить об этом, не заплакав. Ничего в мире не зря, спасибо, что Вы встретились на моем пути»
«И Вам спасибо, вы восхитительная женщина!»
Измеряю ей давление. Упало. 140/90. Предлагаю ей лечь спать, уже поздно.
Она улыбается. Потом выходит в коридор и просит прощения за ссору у медсестры. Я говорю ей спасибо, что мы поговорили. И возвращаюсь к себе.
Я встретила её худенькой маленькой женщиной с глазами на мокром месте, а выпишу её пани Кристиной, которая сохранила свою нежность в сердце на протяжении всей своей долгой жизни с паном Янушем.